Массовая акция против текущей реорганизации психиатрической службы прошла в Москве 5 марта на Пушкинской площади. Медики и пациенты обеспокоены: на практике пресловутая "оптимизация" означает закрытие целого ряда больниц, в том числе уникальных, без создания эквивалентной замены. В результате многие жители Москвы лишатся жизненно важной бесплатной помощи, опытные врачи будут уволены, а гуманизм и права человека в очередной раз обменяют на звонкую монету и чиновничье безразличие.
Одна из больниц, для которых реформа по факту обернулась закрытием — ПКБ №12 имени Каннабиха. Уникальность этого места в том, что его сотрудники умеют оказывать помощь людям, страдающим пограничными психическими расстройствами, неврозами, последствиями травм и стрессов. Для большинства других психиатрических больниц это непрофильные проблемы. ПКБ, работающие с несоциализованными больными в тяжелых состояниях, тоже не избежали "оптимизации". Пока неизвестна будущая судьба 14-й и 15-й ПКБ. Медики располагают информацией о том, что по плану реформы из 16 психиатрических больниц в Москве останутся только три. И изменения там, увы, также не пойдут на пользу пациентам.
Медицинский психолог ПКБ №12 им. Каннабиха Лина Егорова отмечает, что тяжелые последствия реформы затрагивают все сферы бесплатной психиатрической и психологической помощи.
"У нас закрываются больницы, диспансеры, существенно сокращена скорая психиатрическая помощь. За последние годы были закрыты четыре больницы, одна из них с редчайшей специализацией — 16-я, психотуберкулезная. Закрывается и перепрофилируется в диспансер 15-я больница. Что создается взамен? Сейчас мы знаем только об одной амбулатории, которая создана в Бутово на базе 121-й поликлиники с мощностью 50 коек дневного стационара. Еще создан центр на Палихе для больных с деменцией, но это 50 коек дневного стационара. В масштабах города это ничто. Наша больница обладала мощностью 700 посещений в смену", — объясняет она.
Психолог подчеркивает: в ее больнице специалисты использовали передовые методы лечения, уникальные не только для Москвы, но и для всей страны. "У нас больные были социализированы, получали лечение в разных режимах, как им удобно — полустационара, стационара, кому это было нужно, и далее — амбулаторно, сколько угодно долго. Существовало прикрепление врача к пациенту, и один и тот же доктор вел пациента на разных этапах лечения. Это давало очень хорошие результаты", — объясняет она. Кроме того, лечение человека в ПКБ им. Каннабиха сопровождала целая группа специалистов — невропатолог, мануальный терапевт, медицинский психолог.
"Нас знали, к нам шли.
К нам не боялись идти, потому что мы были в режиме открытого стационара и открытых дверей. Кроме того, мы не подавали информацию о пациенте в диспансер, чего многие люди боятся, причем не безосновательно, потому что в нашей стране был опыт карательной психиатрии, а в социуме есть предубеждение против людей, которые лечатся в диспансере",
— замечает Егорова. По ее мнению, больницу закрыли с нарушением всех возможных правил и прав сотрудников.
"Соединение больниц предполагает сохранение всех рабочих мест. У нас из коллектива в 470 человек на момент начала реорганизации осталось совсем немного. На данный момент в НПЦ Соловьева (Научно-практический психоневрологический центр им. З.П. Соловьева, с которым больница оказалась "слита" по решению чиновников — прим. Каспаров.Ru) из них устроено 40 человек. Все остальные пока в подвешенном состоянии. Около 300 человек были сокращены. Точнее, "уволены по соглашению сторон".
Егорова отмечает, что ее коллег вынуждали уйти, "действовали то посулами, то угрозами, хотя и не всегда явными".
"Им говорили, что они потом никуда не устроятся, будут иметь проблемы с новым работодателем. Когда это слышат каждый день, в конце концов это действует",
— говорит она.
В начале 2016 года у больницы аннулировали лицензию, но еще год она работала без нее, сейчас разрешения на работу у учреждения по-прежнему нет, хотя юридически оно и стало частью другой больницы. "Сотрудникам не дают ознакомиться с документами, заставляют их подписывать только со слуха", — рассказывает Егорова. Она отмечает, что копии документов сотрудникам, вопреки закону, тоже не выдают.
Татьяна Козлова, пациент ПКБ №12, также уверена, что слово "оптимизация" — это ложь. По ее мнению, происходящее — это уничтожение больницы, и НПЦ Соловьева не сможет заменить больницу имени Каннабиха.
"В приказе Департамента здравоохранения написано: "Не сокращать мощности, повысить качество услуг". Мы уже изучили, как это качество выглядит — съездили в НПЦ Соловьева и своими глазами увидели, в каком безобразнейшем состоянии находятся территории. Это микс разоренного бомбоубежища и морга", — возмущается она.
Помойки на территории, корпуса практически без окон с крайне низкими потолками и затхлым воздухом и "ароматом" хлорки — перечисляет претензии Козлова. Чтобы попасть на прием в центр, приходится сидеть в очереди по 4-5 часов, в течение нескольких недель можно так и не получить никакого лечения — это отмечают в своих выступлениях сразу несколько бывших пациентов ПКБ №12. Они убеждены: мощностей НПЦ Соловьева на всех посетителей элементарно не хватает: многие процедуры недоступны, некоторые — только за деньги. Восстанавливать психическое здоровье, если оно пошатнулось, в таких условиях едва ли возможно, уверены выступающие.
По словам пациентов, все это – полная противоположность условий в ПКБ имени Каннабиха: больница находилась на территории парка, в основном корпусе отличный ремонт, помощь посетителю начинали оказывать в тот же день. Кроме того, на территории клиники можно было проводить групповую и телесно ориентированную терапию, где "нужно много скакать и кричать", что невозможно в диспансерах — они зачастую находятся на первых этажах жилых домов.
"Это больница с особой атмосферой, со столетними традициями, которые создавались поколениями медицинских сотрудников. Все пациенты, приходя туда, испытывают умиротворение уже при входе в роскошный парк за воротами. В больнице их встречают квалифицированные врачи, которые проходят с ними все перипетии, ведут человека, вне зависимости от того, в легком ли он пришел состоянии или в тяжелом. Туда приходят люди с травмами, я знаю женщину, у который погиб сын, ее там буквально возродили", — рассказывает Елена Яровая, бывшая пациентка ПКБ №12. Она уверена, что в ухудшающейся экономической ситуации, в перенаселенном городе все больше и больше людей нуждаются в помощи и поддержке. При этом большинство людей не могут позволить себе платное лечение. Многие боятся куда-то обращаться, боясь клейма "психа". Между тем у всех людей бывают очень трудные моменты жизни. И некоторым людям в такие периоды необходима помощь.
Именно об этом рассказывает бывший пациент ПКБ №12 Юрий Рейзер. В 18 лет после травмы он на несколько дней впал в кому.
"После того, как я вышел из этого состояния, я долгое время был, мягко говоря, социально неадаптирован. Был и алкоголь, многое было. Закончив один из ведущих институтов страны, я долго не мог найти работу. Я обращался к невропатологу, к бесплатным и к дорогим платным психологам, но ничего не помогало. С Божьей помощью я попал в 12-ю больницу.
В результате я сейчас адвокат, у меня все хорошо. Но поскольку такие травмы даром не проходят, мне раз в несколько лет желательно проходить определенный курс", — рассказывает Рейзер и подчеркивает, что похожие истории бывают у многих людей. Он убежден: сейчас власти отнимают у них шанс получить квалифицированную помощь. Рейзер неоднократно писал в приемную правительства Москвы и другие службы, и получал отписки с одинаковым текстом. "По большому счету он сводился к следующему: "Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Все будет прекрасно, сокращения никакого не будет, медицинская помощь останется прежней". Но вы слышали, что происходит. Эти отписки демонстрируют уровень цинизма тех, кто проводит эти реформы", — возмущается он.
Но ради чего больницу "оптимизируют", что будет дальше с ее помещениями? Пока что ни врачи, ни пациенты однозначного ответа не получили. Козлова говорит, что, по некоторым данным, в помещение ПКБ №12 на несколько месяцев хотят перенести инфекционное отделение. Однако, как отмечают и врачи, и пациенты, в бывшей психиатрической клинической больнице нет соответствующих условий, в частности канализации, отделенной от городской. Без нее перенос в "чужое здание" чреват рисками вплоть до эпидемий.
Не лучшим образом реформы сказались и на психоневрологических интернатах. Страдают как пациенты, так и сотрудники, и немотивированные сокращения — это только часть проблемы. Александр Чеверев, врач-психиатр высшей категории ПНИ №30 убежден, что "оптимизация" проводится исключительно "с фискально-экономическими целями".
"Ни о каком системном подходе, о котором так много говорит Департамент здравоохранения и социальной защиты, даже речи быть не может. Наряду с сокращением рабочих мест постоянно происходит еще и ухудшение их качества. Постоянно пытаются что-то отобрать. Отобрать отпуска, льготные выплаты. Причем это происходит не только с нами, врачами, но и с шахтерами, учителями. Это сейчас общероссийский тренд", — отмечает врач.
"В августе 2015 года у нас была проведена специальная оценка условий труда, СОУТ, по которой практически всех медработников лишили 35 дней дополнительного отпуска, а также других льгот и выплат. Данное мероприятие проводилось формально и ангажировано с циничными и глумливыми комментариями членов администрации, которые были к этому причастны. Самих оценщиков условий нашего труда никто не видел, кулуарно были оформлены документы, а коллектив поставлен перед фактом", — рассказывает Чеверев.
При этом экспертиза не учла, например, риск заражения при контакте с больными, инфицированными туберкулезом или ВИЧ (такие люди есть в интернате), который по закону должен существенно влиять на условия работы. По словам Чеверева, сотрудники интерната посылали коллективные письма в Правительство, Генпрокуратуру, трудовую инспекцию, и везде им посоветовали обращаться в суд. Именно это и было сделано сразу после экспертизы одним из сотрудников. Суд отказался признавать оценку недействительной, правда, произошло это только в начале 2017 года. В настоящее время коллектив ПНИ намерен это решение оспаривать.
"В частности, судья не дала оценки тому, на каком основании рабочим местом медицинского персонала признан только сестринский пост, кабинет врача и комната отдыха сотрудников. По результатам СОУТ выходит, что медработники обслуживают пациентов каким-то загадочным бесконтактным способом, не посещая палат.
В протоколе судебного заседания фигурирует такая фраза ответчика: "Биологический фактор присутствует, но сотрудники с ним не работают, а контактируют", — рассказывает Чеверев. То есть суд счел, что с проживающими врачи не работают, риску не подвергаются и положенных по закону социальных гарантий не заслуживают.
Чеверев отмечает: в Чертановской межрайонной прокуратуре, куда обращение медиков спустили из Генпрокуратуры, ответили не менее странно, мол, медиков лишили дополнительных отпусков еще в 2013 году, хотя в 2014 и 2015 они ими пользовались. Причем дата под ответом на несколько месяцев опережает дату получения обращения межрайонной прокуратурой.
Алла Мамонтова, медицинский психолог, координатор по вопросам здравоохранения движения "Гражданская инициатива за бесплатное образование и медицину" много лет работала в ПНИ №30. Несоответствие реорганизации заявленным целям для нее очевидно.
"Псевдореформа психиатрической службы, проводимая в Москве, неотделима от федеральной реформы психоневрологических интернатов, которая была заявлена и широко разрекламирована вице-премьером Ольгой Юрьевной Голодец. Во многом к ней подтолкнули чудовищные события в Звенигородском интернате, которые в 2014 году всплыли на поверхность. И схожие события в нашем 30-м интернате", — отмечает Мамонтова. Однако несмотря на то, что в ПНИ №30 были вскрыты многочисленные нарушения прав проживающих, на правоохранительном уровне расследовать их не стали. Как отмечает Мамонтова, ситуация в интернате не изменилась.
Директор этого интерната Алексей Мишин — депутат Московской городской думы от "Единой России", в этом, как полагает Мамонтова, кроется одна из причин его неуязвимости.
"В нашем интернате директор переводит квартиры проживающих на своих штатных помощников в Московской городской думе по договорам пожизненной ренты",
— рассказывает Мамонтова и демонстрирует копии соответствующих документов (копии документов, подтверждающие заключение двух таких договоров от имени недееспособных проживающих, переданы Мамонтовой в распоряжений издания — прим. Каспаров.Ru). По этим договорам представляющий интересы лишенных дееспособности проживающих Мишин передает это право юристу, который затем от имени этих людей заключает договоры пожизненной ренты. По ним две двухкомнатные квартиры оказываются в распоряжении рентоплательщиц. За это те обязуются каждый месяц перечислять минимальный прожиточный минимум на счет, открытый на имя проживающего. Однако, как отмечает Мамонтова, этими деньгами тот может распорядиться только по решению опекунской комиссии интерната, но никак не самостоятельно. Если с пациентом что-то случится, квартира останется рентоплательщикам.
Материалы по одной из этих двух квартир сотрудники интерната передали в Департамент труда и соцзащиты. "Там, конечно, знают, что такие квартиры отчуждаются, причем не только в нашем интернате. Тем не менее в департаменте были поражены, насколько грубо и цинично это было сделано. Даже не через третьих лиц, а прямо на своих помощниц. В результате департамент заставил депутата уволить ту из помощниц, которая по совместительству была начальником юридического отдела ПНИ. А потом потребовал, чтобы администрация подала иск в суд с целью вернуть отчужденную квартиру проживающей", — рассказывает Мамонтова. Она полагает, что отнятых квартир больше, чем две. Сейчас медик продолжает собирать доказательства предполагаемых махинаций.
Она отмечает, что реформа психиатрических больниц тесно связана с реорганизацией ПНИ. "Например, 15-ю больницу собираются перепрофилировать в ПНИ. Но по факту никакой реформы интернатов нет. Речь шла о том, что интернаты необходимо расселять, улучшать обеспеченность проживающих по квадратному метражу.
Ту же 15 больницу собирались перепрофилировать сначала в интернат на 300 коек, но теперь мы слышим, что уже на 800. И это не случайно: летом прошлого года как раз утверждались нормативы на строительство типовых интернатов. И они оказались такими же, как и сейчас. По ним в одной небольшой комнате может жить 6-8 человек",
— констатирует Мамонтова. Она также отмечает, что люди в ПНИ зачастую попадают не по показаниям, а потому что их туда отдали родственники. Иногда им сознательно утяжеляют диагнозы. Такие люди, уверена психолог, могли бы жить в специальных общежитиях для больных, утративших социальные связи. Более того, правительство еще в 2004 году приняло постановление о создании таких мест, однако оно не исполнено до сих пор.
Мамонтова уверена: не хватает как раз больниц, а не ПНИ. Две уже перепрофилированы в интернаты, в результате чего, по данным заместителя начальника Управления организации социального обслуживания Департамента труда и соцзащиты Александра Яковлева, очередь на проживание сократилась с 900 человек до 200. "Тогда зачем же новое ПНИ на 800 коек?" — недоумевает психолог.
Врач-эндокринолог Ольга Демичева убеждена, что битва за "уменьшение расходов" имеет куда более глобальное значение. "В 2017 году мы будем отмечать память великого психиатра Владимира Петровича Сербского — 100 лет со дня его смерти. Этот человек всю свою жизнь отстаивал идеи гуманного отношения к человеку с болезнями психического здоровья. Традиции, которые он старался насаждать, были грубо порушены в последующие годы, и мы потеряли социально ориентированную, человекоориентированную психиатрию и медицину. Ушли годы на то, чтобы восстановить эти традиции. Но сегодня их снова рушат", — начинает она свое выступление.
Демичева уверена, что в результате закрытия уникальных больниц ценнейшие медицинские кадры будут потеряны и исчезнут "приюты для больных". Демичева рассказывает историю Яёи Кусама — японской художницы, добровольно живущей в психиатрической клинике, где она наблюдается с юности из-за тяжелой болезни.
Рядом с лечебницей находится студия, где она работает. Кусима ездит на биеннале, проводит выставки в разных странах, а затем возвращается в клинику. "В своей стране она защищена. Это социально ориентированная психиатрия, которую в нашем городе, в нашей стране, сегодня разрушают. И делают это с нашего молчаливого согласия",
— с горечью отмечает Демичева.
На митинг собрались около 150 человек, значительная часть из них связаны с находящимися под угрозой больницами. Многие участвуют в акциях против "оптимизации" здравоохранения с 2012 года. Отстоять удалось только больницу №11 — на защиту клиники встали едва ли не все ее врачи, пациенты и их родные. Закрыты за это время оказались 19-я, 69-я, 72-я больницы. Их здания пустуют — гигантские корпуса встречают случайных прохожих темными окнами. Многие выступающие не скрывали разочарования — другие сотрудники психиатрических служб боятся выходить, опасаясь увольнений, а обычные граждане большого интереса к происходящему не проявляют.
Участники акции убеждены, даже если вас и ваших близких тема психиатрических заболеваний, травм и пограничных состояний не коснулась, это не значит, что ее можно игнорировать. В сложившихся политических условиях очень важно помогать друг другу, потому что следующие волны "оптимизации" будут захлестывать все новых и новых людей, а реорганизация медицинских служб в целом уже сейчас не обходит стороной никого. Нам нужно учиться слышать друг друга, "чтобы не пропасть по одиночке", уверены они.
