Об ужасах российской пенитенциарной системы пишут давно. Причем нет разницы, кто это делает: Антон Павлович Чехов в своем "Сахалине", Лев Николаевич Толстой в "Воскресении" или Ольга Романова в "Бутырке" — проблемы все те же. Хотя слов в нашем царстве-государстве сказано много...
Вы знаете, например, что еще в 2008 году в России началась тюремная реформа? ФСИН продекларировала начало программы раздельного заключения рецидивистов и "первоходов". Кроме того,
планируется до 2020 года заменить 504 действующие исправительные колонии 428 тюрьмами и сократить количество СИЗО с 228 до 196.
Колонии-поселения, отличающиеся сравнительно мягким режимом, станут единственным видом учреждений, число которых увеличится со 160 до 210. Вместо 62 колоний для несовершеннолетних появится 39 воспитательных центров. Также в рамках реформы планируется создание 76 арестных домов, где наказание будут отбывать лица, приговоренные к заключению на срок до полугода.
Также реформа предполагает перепрофилирование колоний по европейскому образцу.
С некоторыми нормами "европейского образца" содержания под стражей мне довелось познакомиться в Финляндии, где во исполнение европейского ордера на арест, выданного Литвой, под стражу была взята чета Гатаевых. При этом Финляндия отказала Литве в их выдаче. Городской суд Хельсинки постановил, что Литва не сможет гарантировать безопасность Гатаевых. Они отбыли два месяца в тюрьмах, расположенных в городах Вантаа и Хямеэнлинна. Были немедленно освобождены после того, как Верховный суд Литвы принял решение о том, что дело следует отправить на новое рассмотрение. Более того, Финляндия незамедлительно выплатила супругам компенсацию за необоснованный арест. Я регулярно навещала Гатаевых — Малика в Вантае и Хадижат в Хямеэнлинне. Когда их освободили, Хадижат протянула мне листочек. Это был список, в котором значилось не менее двадцати пяти имен. На вопрос: "Кто это?" — Хадижат ответила, что это те, кто помогал ей выдержать ужас еще одного неправедного заключения: директор тюрьмы, охранники, врачи и медсестры… Она очень хотела всех поблагодарить.
Во время мероприятий памяти Анны Политковской в Хельсинки финская секция Amnesty International организовала визит в центральную тюрьму города Хельсинки. Мы посетили ее вместе с Максимом Громовым, одним из создателей и руководителей незарегистрированной правозащитной организации "Союз заключенных".
Тюрьма находится почти в центре Хельсинки, в десяти минутах ходьбы от станции метро. Сейчас других тюрем в городе нет. В 2007 году в другом тюремном замке разместилась фешенебельная гостиница. Реконструкция, проводившаяся почти пять лет, обошлась в пятнадцать миллионов евро. А тюрьму перевели в новый комплекс, построенный на окраине Вантаи — города — спутника Хельсинки.
Сразу замечу, что тюрьма, которую нам предложили посетить, к образцово-показательным не относится. Построена в 1881 году, шесть лет назад началась ее реконструкция. Заместитель директора тюрьмы Ирене Литманен сказала: "Требуется еще много усилий для того, чтобы улучшить условия содержания".
В данное время ремонт идет в пищеблоке тюрьмы. Поэтому вся еда поступает из системы общепита. Что это означает? Только то, что почти три сотни заключенных в тюрьме получают точно такую же еду, как все финские школьники и студенты. Мы как раз попали во время обеда. Посреди коридора стояла тележка с едой. Картошка, тушенная в сливках. Тефтели для тех, кто ест мясо, и овощное рагу для вегетарианцев. На нижнем ярусе тележки стояли пакеты с молоком, лежали упаковки печенья. Никакой раздачи не было.
Заключенные сами выходили из камер, двери которых остаются открытыми в течение дня, и накладывали себе еду.
Кстати, именно эта особенность финского тюремного распорядка вызывала наибольшее удивление у тех моих собеседников, которые испытали на себе "прелести" российской недореформированной пенитенциарной системы.
В течение дня финские заключенные могут ходить друг к другу, общаться. Кстати, камеры одноместные. Мы побывали в нескольких. Там стоит кровать, над ней — полка, где лежат книги и диски. Стол, на нем — книги и телевизор. DVD-плеер и Blu-ray — обыденность. Еще одна полка для кухонных принадлежностей. Электрочайники и кофеварки в каждой камере. Кроме того, есть отдельные кухонные блоки в каждой секции. Там заключенные могут что-то себе приготовить…
Побывали мы и в отдельном блоке для штрафников. По словам Ирене, туда попадают по трем причинам: конфликты с другими заключенными, наркотики и попытка изготовить самогон. Причем последнее нарушение наиболее распространено среди русскоязычных обитателей тюрьмы. "Они смешные. Неужели не понимают, что нам даже особо искать его не надо — он так ужасно пахнет", — удивляется Ирене.
В этой тюрьме нет своей больницы.
Медицинскую помощь заключенным оказывают в поликлинике.
Ирене проработала двадцать лет в стенах данного учреждения в должности медсестры. В тех случаях, когда необходима более серьезная помощь, заключенного доставляют в одну из тюремных больниц или прибегают к помощи обычных городских лечебных учреждений.
Мы с Максимом Громовым смогли пообщаться и с русскоязычными обитателями нескольких камер. Препятствий не было. На вопрос Максима: "Как сидите, парни?" — прозвучал ответ: "Как в гостинице…"
Я вспомнила рассказ Малика Гатаева об эстонском воришке, с которым он встретился в тюрьме. Тот тщательно подсчитывал, во сколько обходится его содержание финским налогоплательщикам… Суммировав все затраты, он пришел к выводу: "Зачем они меня держат два года, тратя по 150 евро в день? Лучше бы выдали мне на руки сумму с тремя нолями, и я бы у них не показывался года три".
Оказывает ли это воспитательное воздействие? Процент рецидива среди контингента тюрьмы все еще высок: около 60 процентов заключенных возвращаются сюда. Ирене объясняет:
в Финляндии нет того, что в России называется организованной преступностью. Причина рецидивов — наркомания и алкоголизм. А это не тюрьмой лечится.
"Почему у вас так внешне гладко прошла реформа пенитенциарной системы? Что вы делали для того, чтобы сформировать у тюремного персонала гуманное отношение к заключенным?" — задали мы вопрос Ирене. "Это невозможно заложить через статьи законов. Это было в сознании в первую очередь", — ответила замдиректора центральной тюрьмы Хельсинки.
Чтобы сравнить условия содержания в тюрьмах Финляндии и России, я поговорила с теми, кто побывал в наших тюрьмах не с обзорным визитом.
Один из создателей незарегистрированной партии "Другая Россия" Сергей Аксенов в 2002–2003 годах сидел СИЗО "Лефортово", СИЗО Саратова и Энгельса, в лагере общего режима в поселке Металлострой Ленинградской области. СИЗО "Лефортово" — единственная в России не "красная" и не "черная" тюрьма. При желании администрация легко может "закрутить гайки", но не делает этого из-за высокого статуса многих подследственных и практической ненужности такого давления. Практика "подсадных уток" здесь очень распространена. Обычно из трех человек в камере один стукач. Практика пресс-хаты имеется, но применяется редко и не ко всем. Подследственные называют стиль общения вертухаев с заключенными "на будьте любезны". Бытовые условия хорошие. Медпомощь для СИЗО на очень высоком уровне. Возможна даже выездная медпомощь в специализированных медицинских учреждениях.
Похожим образом условия содержания в Лефортовской тюрьме описывает лидер партии "Движение 13 января" Владимир Линдерман. Он там провел более месяца в 2003 году. В дополнение к рассказу Сергея Линдерман рассказывает: "На прогулки выводят камерами в специальный дворик. Охрана ходит поверху. Дворик сверху зарешечен. Небо видно, но в клеточку. Температура в камерах терпимая, но прохладно. С ужасами там не сталкивался. Для охраны ты не существуешь как объект человеческого внимания. Это правило Лефортова".
СИЗО Саратова и Энгельса Аксенов описал как "красные". Подследственные испытывают постоянное давление со стороны администрации ради поддержания режима. Давление чаще всего осуществляется с помощью "старших" по камере — заключенных, которые сотрудничают с администрацией в обмен на поблажки. Много стукачей из-за чего психологически очень тяжело. Распространенная практика — выбивание "явок с повинной" из новоприбывших по другим преступлениям. Человек должен "сознаться", например, в пяти преступлениях в дополнение к тому, за что он сидит. Потом эти "явки" идут операм на проверку. Бытовые условия средние. Все блестит, так как система заточена на показуху для проверяющих комиссий, в том числе из стран ЕС.
Лагерь общего режима в Металлострое на период отбывания Аксеновым срока относился к категории "черных". Администрация практически не вмешивалась в ситуацию в жилой зоне. Отсутствовали "локалки", заключенные могли свободно передвигаться по всей жилой зоне, заходить в любой отряд, что положительно сказывалось на общей атмосфере. Отсутствовали конфликты. Бытовые условия средние. Во многом зависели от самих заключенных, что оценивалось ими как благо. Позже стало известно о "покраснении" лагеря. Во второй половине 2000-х были бунты.
Нацбол Юрий Староверов в 2004–2005 годах провел год в "Бутырке". В некоторых камерах было по 2–3 человека на спальное место, а спальных мест больше, чем позволяет площадь камеры (примерно 4 кв. м на заключенного). Таким образом, в камере, рассчитанной на 4 человека, часто сидели 10–12 заключенных. В отдельных камерах была запрещенная еще в 60-х "шуба", в которой жили клопы. В некоторых камерах не было окон, и зимой их пытались закрывать бумагой и тканью. Питание не соответствовало нормам. Постоянно давали комковатый безвкусный сырой хлеб. Кормили в основном сечкой (кормовой, 3 сорта), реже — пшенкой, картошкой. В них порой замечали ниточки тушенки. Иногда давали соленые огурцы или тарелку с вареной килькой — блюдо, известное как "братская могила". В разных комбинациях: макароны с килькой, сечка с килькой, картошка с килькой и т. д. Никаких овощей, фруктов, молока, масла, яиц, мяса.
Большая часть описанных учреждений российской пенитенциарной системы — следственные изоляторы, то есть, места содержания лиц, виновность которых в совершении преступлений еще не доказана. Это предполагает лишь взятие под стражу по решению суда, но никак не ограничения в питании, медицинской помощи.
В России же человек, попадающий в СИЗО, автоматически становится заложником системы.
Я задавала своим собеседникам и вопрос о том, как они оценивают планы ФСИН перепрофилировать СИЗО в обычные тюрьмы со смешанным составом лиц под следствием и уже осужденных. Их мнения совпали. Владимир Осечкин, один из создателей правозащитного сайта "ГУЛАГу — нет!", выразил эту позицию наиболее полно: "Реформа гуманная только на словах. На самом деле все наоборот. Тюрьмы — это ад на Земле. Я просидел там 3 года и 10 месяцев в крохотной камере. В России почти нет тюрем, отвечающих требованиям статьи 3 Конвенции и федеральному закону номер 103! Минимальная норма 4 кв. м на заключенного выполняется на 10 процентов, более чем в половине тюрем-СИЗО нет и 3 кв. м на человека. Сейчас в России семь тюрем (ЕПКТ), где сидят особо опасные, воры, смотрящие и блатные. А завтра они хотят сделать вместо семи тюрем 196, и осужденных по тяжким статьям (а часть 4 статьи 159, как у Ходорковского, у меня и Козлова) будут держать "под крышей" весь срок. При этом мы не увидим неба над головой, кроме часовой прогулки. Сначала надо выполнить хотя бы требования закона: прекратить бить и калечить людей и дать всем по 4 кв. м, а в лагере отменить страшную робу или дать взамен этого тряпья из синтетики нормальную одежду для лета и зимы. Повторю, ФСИН сейчас — это 100-процентный ГУЛАГ, но с коррупцией и "заказными" расправами".
Вы можете оставить свои комментарии здесь
