Насколько нынешняя напряженная ситуация в финансовой сфере отражается в настроениях россиян, каковы тревоги населения относительно экономической ситуации в стране, насколько может вырасти протестный потенциал? На эту тему с менеджером проектов Левада-центра по исследованию уровня жизни Натальей Бондаренко беседует Сергей Петрунин.

— Когда просматриваешь ваши последние опросы, возникает невольное ощущение: опасность надвигающихся проблем ощущают лишь самые бедные и так называемый "верхний слой", наиболее обеспеченные и просвещенные жители крупных городов. Те, кто читает серьезные газеты, просматривает интернет-сайты, не доверяет "зомбоящику" и потому знает реальную ситуацию в экономике. Но вот так называемый "средний путинский человек", набравший кредитов и приготовившийся к стабильному празднику до конца жизни, пока просто не понимает, что происходит. Так ли это?

— Действительно, пока в наибольшей степени затронутыми кризисом оказались лишь верхние слои общества. Их это коснулось, они уже начали ощущать проблемы на себе. Что же что касается середины, то здесь пока в большинстве своем люди думают, что на их жизнь кризис не повлияет, что их не затронет. Этакое умеренно-уверенное ощущение. И по нашим данным, пока среднестатистические обыватели в большинстве своем действительно пострадали мало: увольнения, сокращения зарплаты или задержки в ее выплате коснулись лишь 10 процентов семей.

Но когда мы опрашивали людей на предмет личных тревог, выяснилось, что они присутствуют уже у 25 процентов сограждан: четверть населения опасается, что "в ближайшее время может что-то случиться". В дни юбилея кризиса 1998 года мы проводили еще один опрос, и по его результатам выяснилось: даже после десяти, казалось бы, стабильных лет, когда гражданам задавали конкретный вопрос "Возможно ли в ближайший год повторение кризиса, по своим последствиям сравнимого с 1998 годом?" — мнения и вовсе расходились в следующей пропорции: 50 процентов респондентов считали это возможным, а 36 процентов — невозможным.

Получается, доля тех, кто не уверен в завтрашнем дне, кто живет с фобиями, порожденными предыдущими экономическими трудностями, достаточно велика. Вопреки всем заявлениям со стороны правительственных государственных органов и СМИ о достигнутой стабильности, о том, что нам теперь удастся избежать серьезных потрясений.

— Тем более что и накануне кризисов 90-х тоже звучали бравурные речи: в 1991 году Ельцин обещал "лечь на рельсы", если цены резко вырастут, в 1998 году говорил, что дефолта не будет…

— А потрясения тем не менее происходили! Потому-то и сформировались такие вот фобии, а они до сих пор провоцируют ощущение постоянного напряжения. Вдобавок, в этом году мы зафиксировали постепенное нарастание тревожности (например, отразившейся в росте инфляционных ожиданий), уже порожденной сегодняшними противоречиями между словом и делом: из телевизора доносятся победные реляции о том, как у нас все здорово, а цены на продукты питания и товары первой необходимости продолжают расти. Справиться с их ростом у правительства никак не получается!

Больше всего от такого роста страдают, разумеется, малообеспеченные граждане, и потому вслед за высокодоходными социальными группами мы фиксируем нарастание тревог со стороны, прежде всего, наименее обеспеченных слоев, а также пенсионеров. Вот бюджетники уже начали вести себя по-иному: за последние годы произошло расслоение бюджетников на две группы: получающих хорошую зарплату и по-прежнему бедных. Причем, хорошую зарплату получают не только чиновники, но и, например, учителя английского языка.

Да, малообеспеченные люди практически не связаны ни с банками, ни с финансами. Да, у нас в отличие от Америки до сих пор крайне низок процент людей, покупающих акции. Даже ипотеку мало кто может себе позволить.

Но малообеспеченные граждане беспокоятся, что финансовый кризис отразится на всей экономике, что ускорится рост цен на основные продукты, будут значительные сокращения и увольнения, что возможны задержки с выплатами зарплат.

— А это сильнее всего ударит по малым городам с их единичными "градообразующими" предприятиями! По "специалистам по закручиванию правой гайки в левую сторону на заднем колесе" – как раз тому электорату, который активнее всего голосовал за "Единую Россию", Путина и Медведева! Ведь более вольнодумные интеллигенты и "офисный планктон" из крупных городов, хоть и не без издержек для себя, но все же с большей вероятностью смогут как-то перестроиться и найти другую работу!

— Да, рынок труда действительно разнообразен и подвижен в первую очередь в крупных городах. Но, как я уже говорила, средняя прослойка пока менее всего обеспокоена кризисом, именно средняя прослойка в провинции. Там большинство обеспокоенных – это опять же пенсионеры.

— И все же, просматривая результаты ваших исследований, не устаешь удивляться! С одной стороны - люди и в нацпроекты уже особо не верят, и говорят, что положение дел в области здравоохранения и образования год от года меняется только к худшему. На вопрос "Компенсируется ли рост цен на продукты и товары первой необходимости повышением зарплат и пенсий" 64 процента отвечают, что "совершенно не компенсируется". С другой – по прежнему доверяют президенту и премьеру…

— К подобным индикаторам я бы все-таки относилась с большой долей осторожности. Самый надежный способ определить, насколько в реальности лучше или хуже становится жить – это к каким группам относят себя сами опрашиваемые. К бедным, средним или обеспеченным слоям. Хватает ли им только на продукты и еще на необходимую одежду? Могут ли они обустроить дом или вообще ни в чем не нуждаются?

И когда мы уже смотрим на динамику соотношения разных социальных групп, то видим: пока доля малообеспеченного слоя не увеличивается. Более того, он даже до минувшего лета постепенно сокращался год от года.

Сейчас пока несколько выросла лишь доля тех, кто ожидает, что их материальное положение ухудшится в будущем. Мы отмечаем, что постепенно утрачиваются иллюзии касательно того, справится ли правительство с ростом цен. Но даже здесь доля тех, кто считает, что правительству не удастся остановить развитие кризиса, преодолеть его, еще не составляет большинства.

Причем люди выдают кредит доверия властям совсем не потому, что так их любят и уверены в их компетентности, а исходя из простой логики – "А кому еще верить?" Что касается, к примеру, крупного бизнеса, то здесь большинство сограждан полагает, что он и вовсе "преследует свои корыстные интересы и выводит деньги из России". Очевидно, именно поэтому судьба того же Ходорковского не вызвала большого сочувствия…

— А вот еще один интересный пункт из вашего исследования. На вопрос "Какая мера могла бы справиться с ростом цен?" большинство сограждан отвечает: "Жесткий контроль над ценами". То есть опять же патерналистские ожидания типично советского человека, рассчитывающего в первую очередь не на свои силы, а на государство.

— Мы видим это не "опять". Такие ожидания населения сохраняются на протяжении всего времени наблюдения: были какие-то улучшения настроений лишь в середине 90-х годов. Но затем — даже не после кризиса 1998 года, а двумя годами раньше — мы вновь начали наблюдать желание людей вернуться к государственному контролю над ценами на основные продукты питания…

— Разве люди не понимают, что это приведет к таким же пустым прилавкам, как и в Советском Союзе?

— Обращаться к мнению рядового обывателя в данном вопросе как к экспертному, вы понимаете, нелепо. Так же, как и тема дискуссий, например, о национализации крупного бизнеса: люди несомненно поддержат национализацию "буржуев"! Да, настроения и установки людей по-прежнему не меняются, так и оставшись установками советского человека, с мифологизацией советского прошлого.

Наш другой эксперт – Марина Красильникова, опираясь на опыт многолетних исследований общественного мнения, высказала мнение, что с 90-х годов россияне увидели много соблазнительных "маяков", в том числе в сфере потребления, которых хотели бы достичь. Но чтобы их достичь, достичь определенного достатка, надо нести личную ответственность и рисковать. А люди по-прежнему не готовы нести ответственность и рисковать, пытаются переложить груз ответственности на "другого", в том числе и на государство.

— Следствие воспитания из человека конформиста в советское время. Не высовывайся! Не отсвечивай! А то знаешь, что будет…

— Ну вот — что есть, то и есть! Но даже если говорить о молодом поколении, то и оно слабо отличается. Модальность-то сохраняется, особенно в той же глубинке. И среди молодых по-прежнему мало тех, кто готов стать "локомотивом", показывать пример, вести за собой. Но я все же вернусь к тому, понимают ли люди, что регулирование цен приведет к товарному дефициту.

Разумеется, прямую связь улавливают не все респонденты, но на конкретный вопрос, задаваемый во время опросов в 1998 году, в разгар предыдущего кризиса, "Поддержали ли бы Вы ведение продуктовых карточек?", "патронные макароны" по талонам почему-то выбрали все же очень мало людей. Только 15 процентов высказались в пользу этой идеи. То есть люди хотят жить как бы при социализме, но в то же время чтобы прилавки были как при капитализме! Такое вот противоречие.

— Невольно опасаюсь, проецируя нынешнюю ситуацию на 90-е годы, что в нашу жизнь могут опять вернуться персонажи наподобие "братанов-пацанов". Только уже не в малиновых пиджаках, а в обличье судебных приставов и сотрудников коллекторских агентств. Но будут тоже выбивать долги, изгонять людей из квартир, купленных в кредит…

— Я как гражданин тоже опасаюсь этого, вспоминая опыт адаптации прежних лет. Причем, если раньше описанные одиозные персонажи только пытались легализоваться, то теперь их деятельность может осуществляться вполне в рамках закона!

Но важнее всего в дальнейших наших исследованиях определить, что же происходило с теми, кто брал кредиты. Сейчас нам предстоит уточнить, как изменился стиль потребления, как включены в структуру расходов траты на покрытие кредитов, смогут ли люди осилить выплаты по кредитам, если будут снижаться заработки и как вообще это влияет на потребительское поведение семей. Пока можно сказать лишь одно: многие граждане считали бы правильным, что если и случиться кризис, то государство им должно помогать. Но интересно, что когда мы задавали раньше вопросы, на кого Вы могли бы рассчитывать в трудной ситуации, то чаще всего люди отвечали, что не могут рассчитывать ни на кого или только на свою семью и близких.

Вот, к примеру, такой аспект исследования: когда мы пытались понять, насколько люди поддерживают и одобряют деятельность правительства по выделению средств пострадавшим от кризиса, куда следует их направить. Ведь созвучно нашему патерналистскому менталитету, властью так и провозглашалось: в случае трудностей Резервный фонд направят в помощь согражданам, а не в западные акции, не на поддержку крупного бизнеса. Так вот, большинство респондентов считает, что деньги должны оставаться в стране. При этом крупный бизнес, по мнению граждан построен неэффективно, связан с коррумпированными государственными чиновниками. Там, мол, сплошное воровство и соответственно средства, которые идут на поддержку корпораций, тоже вряд ли будут, во-первых, эффективно распределены, а во-вторых, возвращены.

А раз средства Резервного фонда направили туда, то можно сказать, что у населения нет ощущения в достаточно эффективной системе контроля над расходованием средств, в исполнении государством приписываемых ему функций.

— А насколько изменился потенциал протестных настроений? Как велика сегодня готовность граждан к участию в митингах протеста, маршах, шествиях? Осмелюсь предположить, что раз большая часть населения еще не прочувствовала кризис, то эта готовность увеличилась не сильно. Но можно ли провести какую-либо аналогию по сравнению с другими временами, когда люди вдруг резко беднели? С 1998 годом, например, или отменой льгот для пенсионеров в 2005 году?

— Мы действительно фиксировали всплески как в 1998 году, так и на начальных этапах кампании по монетизации льгот. Поэтому можно прогнозировать, хотя и на событийном уровне этого пока еще нет, что очередное падение уровня жизни приведет к росту числа положительных ответов на вопросы: "Возможны ли массовые выступления?", "Примете ли Вы участие в них, если они будут в Вашем городе?". Вероятность подобной экстраполяции очевидна еще и потому, что, несмотря на всю стабилизацию, большинство сограждан не смогло отложить значительных финансовых сбережений. Люди не имеют персональной "подушки безопасности".

Те же, у кого сбережения есть, в большинстве своем предпочитают хранить их в рублях, в форме вклада в Сбербанке. Это может свидетельствовать лишь о том, что в основной массе размеры вкладов невелики: обычная "касса черного дня", которую лучше всего держать наготове. Создавать для нее какое-либо хеджирование в валютах или иных активах нелепо.

— А за кем сограждане могут пойти, если в их городе будут протестные акции? За коммунистами, Жириновским, за Лимоновым или Каспаровым? Чьи лозунги в случае нарастания недовольства могут оказаться, исходя из существующих настроений, наиболее привлекательными?

— Насколько я могу судить по исследованиям своих коллег, сегодняшний избиратель очень аполитичен. Он если и пойдет за кем-либо, то за "конкретными" лозунгами, за лозунгами в первую очередь экономического характера: против безработицы, произвола милиции и судов, за бесплатное образование, здравоохранение, рабочие места с достойной зарплатой. Даже если часть этих лозунгов будут откровенно популистскими.

Власть, очевидно, очень боится, что в стране появится оппозиционная политическая сила, играющая на поле "экономических" лозунгов и всеми способами пытается снять тревожность, чтобы она не вылилась в протест. Классический пример: недавно промелькнула новость, что в Москве будут контролироваться цены на основные продукты питания во всех сетевых супермаркетах.

Собственно, это продолжение игры на поле тех самых настроений, на которых власть сыграла в период минувших выборов. Но если оппозиция также сумеет начать ориентироваться на почве тревог и надежд электората, у нее может возникнуть определенный шанс.

Сергей Петрунин

Вы можете оставить свои комментарии здесь

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter